Тимощук − волосы, иконы, вегетарианство, покер, счастливые кроссовки. Большое интервью

Тимощук мог перейти в другой русский топ-клуб. В «Зените» – играл в покер, жил в мини-комнате и стебался над таксистами

– Искал в гугле вашу фотографию с короткими волосами и не нашел. Так было всегда?

– Наверное, носил длинные волосы со школы, но тогда они были сзади. Есть старые фотографии из «Шахтера», где у меня достаточно короткие волосы. Сейчас стали покороче, потому что недавно постригся. Раньше была мода на длинные волосы, мне нравилось.

Мне кажется, это подходило мне. Нравится такой стиль, но не более того. Иногда думаю: «Интересно, как бы я выглядел без волос?» Не могу себе представить. Весь вопрос в привычке: быстро привыкаешь к тому, что есть.

– Длинные волосы – проблема?

– Когда играешь, то проблем больше. Во-первых, в основном я играл с резинкой. Во-вторых, для длинных волос нужен ультрастойкий фиксирующий гель. Уже выработал какую-то систему, поэтому дискомфорта нет.

Любимая парикмахерская футболистов. Там бывают все аргентинские звезды, а ее босс стриг Месси перед ЧМ и летает по миру с «Ривер Плейтом»

– В первый год в «Зените» вы стали капитаном и связаны с главными победами. Считаете себя легендой?

– Мне тяжело об этом говорить. Не мне по праву принимать решение, кто для болельщиков легенда или кумир. Это растяжимое понятие. Те победы и достижения, которые есть в карьере, значимые. В бытность выступления за «Зенит» я полностью отдавался команде. Всегда старался, чтобы мое рвение и самоотдача были на максимальном уровне.

– Самый неожиданный респект, который получали от болельщиков «Зенита».

– Много таких историй было. У меня не было автомобиля, пытался остановить кого-то. Остановилась маршрутка. Я тихонечко в нее зашел, ехать было недалеко. Стою в полуметре и слышу, как две женщины разговаривают о футболе и обсуждают мой трансфер. Одна другой говорит: «Ты слышала, что купили футболиста за 20 миллионов с Украины?» – «Серьезно? Да ты что? 20 миллионов? Что же он будет с ними делать? Как потратит? Это что за деньги такие?» Не влез в их разговор.

Еще был случай, когда я сел в такси. Таксист начал рассказывать про «Зенит». Я включил нейтральную позицию, что не при делах. Он начал: «Да вы видели? Купили за 20 миллионов Тимощука. 20 миллионов!» А я говорю: «Да ладно? За 20?» – «Да-да. Приедет, должен играть. На днях будет в городе». Поддерживал разговор и не подавал вида, что речь идет обо мне.

– Куда звали в России, кроме «Зенита»?

– Были предложения. Конкретно не могу сказать, но было пару.

– Это клубы первой пятерки?

– Да. А зачем представлять Тимощука в футболке другого клуба? Если это не случилось, то не случилось.

– Три самых жирных предложения за карьеру игрока.

– Когда играл за «Баварию», было предложение от «Севильи». Манчини говорил, что хотел пригласить меня в «Манчестер Сити». Слышал о предложении «Арсенала», когда играл в «Шахтере». Был «Вольфсбург», где работал брат президента «Баварии». Никогда первым не договаривался сам – сначала должны договориться клубы. Так было с «Зенитом», где я подписал контракт в 00:04.

– Сарсания говорил, что за чемпионство «Зенита» в 2007 году каждый игрок получил по одному миллиону долларов.

– Нет, это не так. Такого не было, но премиальные получили. За последний матч получили хорошие премиальные, но речь не идет о таких размерах. Может, кому-то и дали. Или это шутка.

– Про первый приход в «Зенит» вы говорили: «А на каких полях мы тренировались – об этом можно фильмы ужасов снимать…» Что не так?

– Когда приехал в Санкт-Петербург, мне провели экскурсию по городу. На улице было -25°, а ощущаются как -35°. Для меня это достаточно холодно. Зима. Мороз. Меня привезли на базу, показали условия.

Не знаю, с каких времен там не проводили ремонт. У меня была маленькая комната: можно было лежать на кровати и переключать телевизор. Приблизительно замерял – около 6 квадратных метров. Умывальник, шкаф, односпальная кровать. Небольшие казарменные условия.

Но я играл в «Шахтере», меня шикарной базой было не удивить. Условия не имели значения. Сейчас мы говорим, что есть проблемы с полями, а тогда даже травы не было. Образно выражаясь, выходили на тренировку в грязь и болото. Было два поля. Этого мало, если интенсивно проводить тренировки. Если идет дождь или высокая влажность, то поля быстро портятся.

– Худший день в «Зените».

– Наверное, поражение от «Спартака». Мы дома проиграли 1:3.

– Плакали из-за поражений?

– После проигранного финала Лиги чемпионов в 2012 году не скажу, что плакал, но практически до слез. Придерживаюсь того, что можно расстраиваться и грустить, но не плакать. Из любой ситуации нужно находить выход. Мое мужское мнение, что футболист должен иметь стабильное психологическое состояние.

– В «Зените» вы играли с другими футболистами в покер. Откуда это пошло?

– Есть футбольная игра: две колоды, каждому игроку выдается по 14 карт, кто раздает – 15. Кто бриджем называет, кто – покером. Это игра, которая передавалась из поколения в поколение с советских времен. Уже сейчас играют в классический покер с фишками.

Раньше таких условий не было. Мы играли по 4-5 человек. Если летишь в самолете, проводишь так время за общением с партнерами. Играли и на деньги, и на интерес.

– Кто чаще проигрывал?

– Точно не я. Чтобы был азарт, играли на разные желания. Когда собиралась компания, играли два на два. И Погребняк, и Зырянов, и Анюков, и Радимов. Не то чтобы картежники, но азартные игроки. Всегда собирали компанию, которая играла в карты. На поле играли в теннисбол. Били мячом в команду, которая проигрывала. Или на шоколадку. Или на ящик сока. Иногда на деньги.

Всегда были зарубы. В «Баварии» мы играли в покер, и для этого в гостиницу привозили стол. Лежали фишки, лежали карты. Было разрешено играть. Когда выезжали на сборы, вызывали крупье, чтобы раздавал. Фишки оценивались в денежном эквиваленте. Каждый играл на фишки и менял на них определенную сумму.

Тимощук водил Манчини на хоккей, мог тренировать в Европе и не меняет кроссовки, если «Зенит» побеждает

– «Никогда не буду делать так, как ван Гал. Потому что у него взаимоотношения с игроками на низком уровне». Расшифруйте.

– Понимал, что это достаточно квалифицированный тренер с интересными и качественными упражнениями, но его личные отношения с игроками вызывали небольшое расстройство и разочарование. Между игроками и тренером не соблюдалась определенная субординация.

Он мог жестко говорить, критиковать, не думая, что будет с футболистом потом. Такой он человек. Не отношусь к этому как к чему-то негативному, а как к части работы. Принимаю, какой он есть и каким останется. Были мелкие моменты, которые задевали и провоцировали меня.

Ему не нравился мой 44-й номер, потому что у него в командах нельзя иметь номер выше 39-го. Было непонятно. Или во время фотосессии мог сказать: «Хочу, чтобы ты здесь сидел, а не стоял» – «Послушайте, я не хочу здесь стоять. Тут мои друзья» – «Нет, будешь стоять там». Может, он шутил, но чувствуешь, когда шутка, а когда претензия.

В коридоре висели фотографии всех футболистов «Баварии». Понятно, что была моя фотография, но была еще одна. Он шел по коридору: «А почему здесь две фотографии Тимощука висят?» Думаю: «Да где две-то?» Пошел искать. Оказывается, на одной фотографии бежал Клозе, а на дальнем плане по длинным волосам видно, что стою я. Ван Гал посчитал, что это моя вторая фотография. Типа у всех по одной, а у меня две.

– Когда и как появился вариант с «Зенитом»?

– Мы разговаривали с Мирчей Луческу: «Когда закончишь карьеру, готов взять тебя к себе в штаб, чтобы ты работал и учился». Был рад, что такой тренер пришел в «Зенит», потому что я много с ним работал в «Шахтере».

– Куда звали как тренера?

– Были предложения, когда получил лицензию. Это предложения не из России, а из Европы. Как говорят: «Есть какие-то предложения, но без конкретики». Мы общались с Луческу еще до того, как я закончил карьеру.

– Вы работали помощником у Луческу, Манчини и Семака. Кто больше повлиял на вас как на тренера?

– Луческу повлиял на меня как на игрока и тренера. Приходится много анализировать для себя, что происходит на поле. Сейчас мы находимся в каком-то космическом пространстве, потому что информации очень много. Главное, чтобы работа вызывала интерес и приносила удовольствие.

Такие сравнения довольно тяжелые. Одинаковых тренеров нет. Если взять Луческу, то у него проделывается большой анализ соперника, очень много тактических упражнений. Про Манчини это тоже можно сказать, где много тактической работы, работы по линиям, работы с защитниками.

Если взять Семака, наверное, этого еще больше с точки зрения современных футбольных тенденций. Например, отталкиваться от качеств, которые есть и которые можно встроить в ту или иную схему.

– Вы ходили с Манчини на хоккей и объясняли, как в него играют. И как?

– Мы до сих пор с ним на связи. Тогда ходили с итальянским штабом, пришлось основы объяснять. Я надеюсь, что он понял – для него футбол ближе. Для нас эти походы не стали постоянными, сходили один-два раза максимум. Но вот я с удовольствием хожу на хоккей, мне нравится эта игра. Часто бываю на баскетболе. Стараюсь спортивно развиваться во всех направлениях.

– Раньше вы надевали под форму одну и ту же майку, которая давно протерлась. Что с ней сейчас?

– Когда начинал играть в «Шахтере», у нас была доисторических времен база. Там была сушилка с вентилятором, там же находился тренажерный зал со штангами. Условий для работы практически никаких. В этой сушилке, видимо, от прошлых поколений лежала футболка. Никому ненужная. Adidas. 75-го или 80-го года выпуска.

Нужна была футболка, которую можно надеть под синтетику. Многие футболисту не любят синтетические футболки и хотят, чтобы тело дышало, не соприкасалось и не натирало. Понял, что эта футболка подходит лучше всего. Достаточно тонкая, легкая, приятная наощупь. Подготовил ее на матч, начал играть.

Одну, вторую, третью игру выиграли. Многие спортсмены – суеверные люди. Все шло хорошо. Использовал ее как талисман. Без нее не выходил на матчи в сборной и клубе. Есть и фотография, когда я уже играл за «Зенит». Она синяя, горло растянуто, где-то рукав надорван.

Так и играл в ней, сколько было возможно. Даже в «Баварии» выступал в ней. Протерлись швы. Через нее можно спокойно смотреть, все было видно – практически полностью прозрачная. Я ее не выбросил – берегу и трепетно отношусь. Она в моей коллекции футболок.

– Какие традиции есть как у тренера?

– Они касаются кроссовок. У меня ведь целая серьезная коллекция. Вот Гвардиола говорил, что, пока «Манчестер Сити» не проиграет, он будет ходить в одной и той же куртке. Я надеваю какие-то кроссовки, и если «Зенит» побеждает, то: надеваю-надеваю-надеваю, пока команда не проиграет.

Верю, что это сохранит результат. Есть еще ритуалы для внутреннего состояния и настроя. За два-три дня не бреюсь и не стригусь. Так было, когда был игроком. И это осталось, когда я стал тренером. Верю, что футбольные обычаи приносят удачу.

– Вы с Семаком почти одного возраста. Он – главный, вы – помощник. Это напрягает?

– Нет. Никогда не напрягало и сейчас не мешает. Считаю, что есть главный тренер, у него – определяющая роль. Хорошо, что мы единомышленники. Ведь тренеры должны дополнять друг друга и качественно выполнять то, что от нас требуется. Споры, конечно, есть, и в них рождается истина.

– К Шевченко в сборной вы обращались по имени и отчеству. Как обращаетесь к Семаку?

– Мы с Шевченко на связи. Иногда называю Николаичем. Ну и Семака называю Богданычем. С другими специалистами тренерского штаба – по-разному. С некоторыми общаемся по имени, с некоторыми – по имени и отчеству.

– Как к вам обращаются?

– Некоторые называют Тимо, некоторые – Толей. Пара игроков называет Санычем. Чего-то одного нет.

Критика украинцев, Шнуров и традиция с Боярским, «ощущение дома – в Санкт-Петербурге»

– Как изменилась ваша жизнь, когда между Россией и Украиной испортились отношения?

– Есть политические высказывания и отношения. Стараюсь это не комментировать. Любой мой комментарий будет восприниматься неадекватно со стороны многих людей. Считаю, как бы ни происходило, должен быть мир во всем мире. Любая война – горе для каждой из сторон конфликта. Хочу, чтобы никогда не было горя ни в одной стране мира.

– Когда вы пришли в «Зенит» в третий раз, на вас накинулись с критикой украинцы. Как прошел тот период?

– Я в целом достаточно устойчив к критике и мало обращаю внимания на то, что пишется в интернете. То, что там видишь и можешь ощутить, сделано, чтобы раздуть какую-то ситуацию и сенсацию. И многие игроки говорят: «Все, что пишут, – это не правда». Слухи, сплетни – это маркетинговые или рекламные ходы.

В Санкт-Петербурге находится моя семья, с которой я счастлив. На данный момент наш дом и наши мысли связаны с Санкт-Петербургом. Что бы кому бы ни хотелось – сколько людей, столько и мнений.

– Сейчас вы живете в Санкт-Петербурге?

– Да, в городе. Снимаю квартиру.

– В первый приход в «Зенит» вы жили в коттедже.

– И во второй. Сейчас живу в квартире практически в центре.

– Мюнхен или Санкт-Петербург?

– Санкт-Петербург. Он красивее, уютнее, комфортнее. В нем много возможностей.

Конечно, некоторые стремятся жить в Европе, в спокойствии. Мюнхен – очень чистый, ухоженный небольшой город. Организован так, как многие другие города в Германии. По мне, Санкт-Петербург красивее.

Для меня ощущение дома – здесь. Ощущение комфорта – здесь. Ощущение удовольствия – тоже здесь. Внутренние ощущения, что находиться здесь приятно. Кришито недавно сказал, что для него Санкт-Петербург красивее Венеции, хотя для многих Венеция – эталон красоты или климата.

– Где в Санкт-Петербурге вас чаще всего можно встретить, кроме дома, базы и стадиона?

– Здесь, конечно, больше возможностей, чем в Мюнхене. И театры, и музеи, и выставки, кинотеатры, рестораны, просто красивые места, экскурсии. Все-таки культурная столица. Во время пандемии меньше выходим. До марта 2020 года много времени с супругой проводили в городе, встречались с друзьями.

Обычно многое зависит от времени года. Если лето, то на открытой террасе в каком-то приятном ресторане. Делаю выходы в Исаакиевский собор, в Невскую лавру захожу. Часто прихожу в храм, попадаю на службу. Парки, площади... Одного места нет.

– Кого за все ваше время в «Зените» можете назвать главным корешем?

– Часто собираемся с тренерским штабом попить чай или кофе. Раньше много общались с Лодыгиным, проводили футбольные дуэли. Продолжаю с ним общаться, мы на связи. Сейчас – Деян Ловрен, Магомед Оздоев. Общаемся вне поля. С Суторминым ходим на хоккей и баскетбол.

– Кто ближе всех за все время?

– За время в футболе близко общался с Андреем Ворониным. Мы кумовья – я крестил его ребенка. Мы вместе с молодежной сборной Украины. Поддерживаю отношения с игроками «Шахтера» и «Баварии».

Могу отметить Михаила Сергеевича Боярского. Когда выходил на поле, имитировал снятие шляпы. Мушкетерское. Михаил Сергеевич мне отвечал.

– Когда вы познакомились с Сергеем Шнуровым?

– Даже не помню. Давно. Понятно, что в таком городе все друг друга знают. То ли на концерте, то ли где-то еще. На концертах был и поддерживал группу. Мы просто приятели.

– Культурный Тимощук и ядерный Шнуров – как вы вообще сошлись?

– Он-то ядерный, но глубоко культурный, образованный, эрудированный и интеллигентный человек. Нашли точки общения. Не сказал бы, что много с ним общаюсь. Группа сейчас не выступает, концертов нет.

Тимощук больше 20 лет коллекционирует иконы и в «Баварии» стал вегетарианцем

– Культурный Тимощук – это так кажется? Или вы бунтарь?

– Вне футбола – да, культурный. Что касается достижения целей, то максималист. В футболе я бунтарь.

– Самая жесткая драка, в которой участвовали.

– Не помню матч, но это было в Донецке. Началась достаточно сильная драка: команда на команду, даже судье попало. Была серьезная разборка, доходило до ушибов и травм. Я всегда активный участник событий, но стараюсь не доходить до рукоприкладства. Это самое большое воспоминание.

– У вас есть фонд на Украине, который строит спортивные площадки и помогает людям. Как появилась идея?

– У меня есть товарищ, эта идея принадлежала ему. Он предложил быть участником фонда, когда я был игроком. Мы с ним давно дружим. Возникла идея, чтобы привлечь побольше внимания к спортивным мероприятиям – с удовольствием на это откликнулся. Не скажу, что участвую прямо во всем, что происходит, но стараюсь быть в курсе дел. Достаточно много всего построено и сделано, чтобы люди развивались.

– Сколько туда жертвуете?

– Вся инициатива исходит со стороны моего друга. Например, говорит: «Мы в следующем месяце планируем открыть 20 площадок. Если хочешь, можешь что-то перевести». Смета такая-то, вношу взнос – 20-30-40%. Все время по-разному.

– Какие планы?

– Например, фонд организовывает футбольные турниры в память Андрея Гусина – моего друга, который ушел из жизни. Есть также хоккейные, баскетбольные турниры. Все направлено на развитие молодежи. Ведь она есть и будет всегда, и ей нужно развиваться, где-то проводить время с пользой.

Фонд и называется – в переводе с украинского – «Движение молодежи». А по факту помощь всем тем, кто нуждается в ней, в активном образе жизни. Не важно, сколько человеку лет: движение – это жизнь! Лично я не во всем участвую, но есть по-настоящему увлеченные люди, которые фондом постоянно занимаются. Им спасибо.

– Вы коллекционируете иконы. Почему иконы?

– Это началось давно. У меня был товарищ, настоящий коллекционер. Он жил в Донецке, мы общались. В одну из наших встреч он сказал, что у него есть коллекция икон. Показал. Красиво рассказывал с правильной подачей, и меня это впечатлило. Где-то с 98-99-го года увлекся собирательством, втянулся постепенно в процесс, просматривал литературу, читал книги, анализировал то, что видел на выставках.

Понравилось высказывание Солоухина из книги «Черные доски»: «Коллекционируя иконы, ты можешь видеть и ощущать душу народа». То есть те поколения, те времена, которые давно прошли. Как люди молились, верили в бога, поддерживали свою веру, православное направление. Мне все это интересно.

Получилось, что начал собирать. Долгое время у меня это получалось. Сейчас, конечно, меньше, особо нет ни возможности, ни времени в это погружаться. Есть определенная коллекция. К сожалению, друга-вдохновителя не стало – он погиб. В этом деле он был моим компаньоном.

– Сколько икон у вас в коллекции?

– Несколько десятков.

– Где их брать?

– Я общался с экспертами по иконам. Допустим, на выставках смотрят, антикварных рынках или участвуют в аукционах. Мы все это обсуждаем. Есть общение с коллекционерами икон, кто что-то продает, кто-то – меняет. Это такой своеобычный мир.

Много обменов. Могут быть равнозначные обмены, а могут – одну на три-четыре. Икона несет не финансовую, а духовную ценность. Для меня это самый главный момент. Когда ты смотришь на нее или держишь в руках, ощущения и чувства – очень своеобразные.

– Вы вегетарианец…

– … был на каком-то этапе жизни. Это часть этапа в Мюнхене – два года был вегетарианцем – не ел ничего мясного, но в то же время употреблял рыбу. Конечно, уже нет.

Я люблю чай. И много времени уделял и уделяю чайным традициям. Для меня чай стоит на первом месте в пищевой цепи.

– Как сложно быть спортсменом-вегетарианцем?

– Мне было несложно. Единственное, что заметил, – чуть-чуть не хватало спортивной агрессии. Если сравнивать этапы, когда ел и не ел мясо, присутствовали ощущения легкости и миролюбивости. Дополнял рацион другими продуктами, чтобы полностью был баланс микроэлементов в организме.

Сейчас уже понимаю, что любые искусственные ограничения часто надуманы и даже опасны. В спорте очень важно следить и за своим здоровьем, и за боевым духом, а, как вы знаете, – он в здоровом теле. Поэтому много тренируюсь, получаю все необходимое из разнообразных продуктов питания, иногда устраиваю детокс или разгрузочный день, слежу за весом и собственным состоянием в целом.