Как устроена культура масок в рестлинге Мексики – особое искусство, которое вы не пропустите

Это большой текст. Но сначала – много-много фото. Обязательная часть, чтобы сразу погрузиться в среду. 

Для всего мира рестлинг – это постановочные разборки мужиков в трико, которые разыгрывают спектакль по сценарию. Со стороны он кажется абсурдом, следить за которым интересно только после трех банок пива. Пародии в «Южном парке», реанимировавшая карьеру Микки Рурка драма Даррена Аронофски – вот, пожалуй, и все проявления рестлинга в культуре, которые вспоминаются непосвященному зрителю.

Но для мексиканцев эта вольная борьба с названием луча либре значит намного больше. Не театр и не драки на ринге, а настоящая жизнь, в которой театральная эстетика сочетается с эстетикой поединка. Это как кино, только реалистичнее. Это как реальность, но кинематографичнее.

В 2018 году луча либре объявили частью культурного наследия Мексики. Театрализованная борьба соответствовала всем критериям ЮНЕСКО: от костюмов до правил, от техник ведения поединка до принципов распределения ролей между персонажами – она воплотила в себе историю и национальную идентичность.

Как сражения между персонажами из мифологии в стиле греко-римской борьбы превратились в главное мексиканское хобби

Борьба закрепилась в мексиканской культуре в 1860-х, когда страна оказалась неспособна выплачивать внешние долги и пережила французскую интервенцию. Европейцы стремились увеличить влияние в Латинской Америке и оккупировали значительные территории. В 1863-м интервенты со второй попытки взяли осадой крупный город Пуэбла, а вскоре после этого пал и Мехико. В стране установилось правление императора Максимилиана из династии Габсбургов. 

Одним из главных событий периода оккупации стала свадьба французского военачальника Франуса Базена и знатной мексиканки Хосефы де ла Пеньи, которая прошла в столичном дворце Паласио де Буэнависта. Одним из пунктов праздничной программы оказался турнир по греко-римской борьбе между французскими солдатами и местными морскими пехотинцами. За поединками наблюдали лично император с супругой. Борьбой в Мексике увлекались и раньше, но тогда она считалась скорее цирковой забавой для низшего класса, а теперь вышла на государственный уровень.

Первым профессиональным рестлером в стране стал некий Антонио Перес де Приан, который наблюдал за французскими и британскими борцами, а затем повторял их приемы на театральных представлениях и карнавалах. Его противником в дебютном профессиональном поединке стал американец Генри Бакел. Приан победил.

В последующие десятилетия борьба между местным героем и злодеем-иностранцем стала самым распространенным сюжетным тропом и для мексиканского, и для американского рестлинга. Например, в годы Холодной войны в США любимым антагонистом публики стал урожденный Нельсон Симпсон, который выступал под именем Никита Колофф и олицетворял «красную угрозу».

За положительными персонажами закрепилось название «тэкнико» (дословно «техник»), а за отрицательными «рудо» (то есть «крутой парень», «хулиган»). Иногда борцы делились на «лица» (Face) и «каблуки» (Heels).

Приан придумал себе для выступлений псевдоним Мексиканский Алкид, то есть взял первоначальное имя Геракла. Зрителям настолько понравился его сценический образ, что в последующие годы набрали популярность поединки, основанные на сюжетах из античной мифологии. Повлияло и то, что первого циркового силача в Мексике тоже звали Геркулесом. Из маргинального увлечения рестлинг превратился в главное национальное хобби.

Много лет спустя, уже в самом конце XIX века, толпы собирались на противостояния Козимо Молино по прозвищу Ромулус с темнокожим американским боксером Билли Кларком. Ромулус, несмотря на рост чуть выше 160 сантиметров и вес 75 килограммов, восхищал зрителей мощью и атлетизмом. Кларк мастерски устраивал шоу и расхваливал себя перед публикой – например, рассказывал, как одновременно укрощал шесть диких лошадей и быка. С тех пор трешток так и остался неотъемлемой характеристикой либре. Только в следующем столетии над ним часто работали уже сценаристы.

Попавший на один из поединков Молино и Кларка 13-летний Энрике Угартечеа придумал собственный образ и назвался Главным силачом Мексики. В начале XX века под этим именем он стал одним из пионеров луча либре в современном виде. Непосвященным он объяснял, что модное развлечение – это не вариация бокса, не соревнование силачей и не цирковое выступление, а что-то совершенно уникальное: греко-римский стиль, совмещенный с олимпийской борьбой и театрализованными элементами.

В 1903 году Угартечеа сошелся в поединке со своим кумиром Ромулусом и одолел его. Так произошло символическое обновление движения либре, которая постепенно набирала все большую популярность. Хотя до золотого века той самой мексиканской борьбы оставалось еще несколько десятилетий.

Маска – способ подчеркнуть индивидуальность, отсылка к истории, предмет спора

В 1910-х луча либре выглядела как дикая смесь из разных единоборств, включая дзюдо, сумо и джиу-джитсу, а Мехико превратился в столицу боевых искусств, куда стекались любители и профессионалы, юные авантюристы и мастера с разных концов света – от Японии до Британии. Угартечеа путешествовал по всей стране и обучал подростков, а потом даже открыл зал для подготовки новых борцов.

Параллельно формировались правила и обычаи луча либре. Победа присуждалась, если борец удержал соперника на полу, выбивал за пределы ринга, а также если соперник сам признавал поражение или получал дисквалификацию за бесчестный прием. Последний пункт трактовался максимально свободно – особенно с учетом того, что «рудос», плохим парням, негласный этический кодекс позволял драться грязно и подло, а «тэкникос», герои, должны были превосходить оппонента в честном поединке. В остальном не существовало никаких ограничений: борцы прыгали друг на друга с канатов, поднимали противников над головой и раскручивали, бодались, ставили подсечки и применяли разнообразные болезненные захваты.

Намного важнее формального свода правил считалась художественная составляющая, а ее неотъемлемой частью оказались маски, которые придавали участникам характер и индивидуальность. Вокруг масок и костюмов борцы выстраивали целую личность, которая часто не имела никакого отношения к реальному человеку. Настоящие имена они часто скрывали десятилетиями и иногда так навсегда и оставались неизвестными персонажами под маской. Именно поэтому лучадоры считаются в равной степени атлетами и актерами.

Вообще, в масках борцы начали выступать еще в Европе в 1850-х. Сама традиция ношения маски отсылала к истории о неизвестном узнике, которого король Людовик XIV заключил под стражу в 1669-м. Тот прожил в заключении 34 года и на протяжении всего этого времени неизменно носил маску из черного бархата. История пленника и догадки о его личности породили массу конспирологических теорий и сделали облик человека с закрытым лицом таинственным и романтичным.

Несколько столетий спустя промоутеры пользовались старыми байками, чтобы раскручивать новых борцов и распускали слухи, что под маской скрывается аристократичная особа или вовсе монарх. Считалось, что представители знати прикрывали лица, когда им хотелось помериться силами с ярмарочными здоровяками.

К 1914 году подобные персонажи пользовались такой популярностью, что студия The Essanay Film Manufacturing Company выпустила фильм «Борец в маске» по роману «Этот француз» Арчибальда Клаверинга Гюнтера. По сюжету неизвестный мужчина отказывается раскрывать личность девушке, за которой ухаживает, и побеждает в бою другого претендента на ее сердце. Обиженный противник подкупает другого борца, чтобы тот сорвал с героя маску во время поединка, но загадочный аристократ снова побеждает и сам снимает маску перед возлюбленной. Успех фильма вдохновил менеджеров выпускать все больше борцов в масках, чтобы подогреть интерес публики.

Впрочем, маски в либре – не просто заимствование европейских традиций. Сами борцы объясняют происхождение атрибута культурой коренных народов, которые проживали на территории современной Мексики. Воины майя и ацтеков перед поединком раскрашивали лица красками разных цветов, чтобы подчеркнуть индивидуальность, превосходство и даже божественное происхождение. Современные борцы, конечно, не претендуют на статус сверхъестественных существ и не раскрашивают лица, но маски наделяются таким же символическим значением.

«Луча либре в основном обрела популярность именно благодаря борцам в масках, – пишут культуролог Хавьер Переда и историк Патриция Мурьетта-Флорес. – Они вкладывали в дизайн масок личные семейные истории, верования и убеждения, благодаря чему обычный человек становился бесстрашным персонажем».

Величайшим унижением для проигравшего лучадора становится даже не результат боя, а открытое лицо в том случае, если соперник срывает его маску. Одновременно маска выступает и главным предметом спора – если необходимо подчеркнуть значимость поединка, один из участников может поставить на кон собственную маску. Это значит, что в случае поражения ему придется показать лицо. Тогда он должен либо выступать дальше без маски, либо придумать себе нового персонажа. Если лучадор выступает без маски и терпит поражение, в качестве наказания он должен побриться налысо.

Исследователи либре как культурного феномена сравнивают значение маски для борцов с обликом супергероев или легендарных убийц в фильмах ужасов. Бэтмен и Человек-паук, как и их противники, преображаются, когда скрывают личность: становятся сильными, уверенными и практически неуязвимыми. Практически другими людьми.

То же самое касается культовых антагонистов из слэшеров – разновидности фильмов ужасов о маньяках, которая распространилась в Америке в 1970-х и 1980-х. Майкл Майерс из «Хэллоуина», Джейсон Вурхиз из «Пятницы 13-е» и Кожаное лицо из «Техасской резни бензопилой» – сила этих образов во многом заключалась в масках. Благодаря ним персонажи превращались из обычных убийц, которые охотились на подростков, в сверхъестественное нечто, от которого почти невозможно спастись и которое невозможно уничтожить. 

Как Джеймс Бонд, только лучше: на популярность и развитие луча либре сильно повлияло кино

Мексиканская борьба отличается художественной выразительностью и многое заимствует из кино. В 1930-х в соседних Штатах начался бум фильмов про монстров: вышли «Франкенштейн», «Мумия», «Человек-волк». Первой из этой серии в мексиканском прокате в 1931 году появилась испаноязычная версия «Дракулы», которая мгновенно стала хитом. Хорроры обрели огромную популярность, и мексиканские продюсеры в погоне за успехом американцев начали снимать аналогичные картины про персонажей и существ местного фольклора.

Другим следствием проникновения голливудских трендов стало преображение луча либре в нечто большее, чем просто спорт: в рамках поединков начали выстраиваться сюжетные линии, которые подразумевали, что борцы – не только противники на ринге. Тэкникос и рудос олицетворяли разные этические полюса точно так же, как герои и чудовища в кино. Однако в отличие от фильмов противостояния не перегружались сюжетом – луча либре традиционно не отличается замысловатым сценарием, а бэкграунд персонажа часто остается загадкой. Главное – это распределение ролей. Молчаливые, брутальные и честные Лица против Каблуков: безумцев и психопатов, одержимых смертью и разрушением. Одни на стороне добра, другие – прирожденные злодеи.

К середине XX века кино и либре в Мексике срослись настолько, что превратились в два разных аспекта одной и той же индустрии. Появился отдельный жанр фильмов про лучадоров, в которых главные роли исполняли настоящие борцы. Фанаты наблюдали за подвигами кумиров на экране, а затем отправлялись на турниры и видели тех же персонажей на ринге. Реальность и вымысел переплетались.

Представьте, что вы бы смотрели новый фильм про Человека-паука, а потом покупали билет на другое мероприятие и там смотрели, как Том Холланд в образе Питера Паркера живьем расправляется с мутантами и сумасшедшими учеными. Впрочем, в Мексике экспириенс получался еще реалистичнее – ведь борцы сначала начинали карьеру в либре, а только затем воплощали собственное альтер-эго в кино.

Индустрия развлечений плотно переплеталась с борьбой, начиная с комиксов про тэкнико Родольфо Гузмана Уэрту по прозвищу Эль-Санто. В 1952-м фильм про него «Человек в серебряной маске» не преуспел в прокате, потому что в нем не было самого Уэрты, но несколько лет спустя продюсеры все-таки уломали борца. С 1958-го по 1982-й он снялся в 54 фильмах и превратился в национальную знаменитость.

Персонаж Санто выделялся не только супергеройским стилем и силой, но и крепкими моральными принципами. Сражаясь с преступниками, он никогда не переходил границ, не предавался разврату и даже не пил алкоголь. Санто представал не сверхчеловеком, а образцовым мексиканцем в эпоху, когда сексуальная сдержанность и нравственность считались едва ли не главными добродетелями мужчин в поп-культуре.

«Санто был как Джеймс Бонд, только лучше, – пишет автор издания Diabolique Magazine Киран Фишер. – Он выполнял шпионские задания, побеждал монстров, спасал Землю от пришельцев и завораживал девушек».

Фильмы про лучадоров сыграли большую роль в формировании гендерной идентичности мексиканцев. Их национальная культура традиционно ассоциируется с мачизмом – мировоззренческой системой, в которой мужчина обязательно ничего не боится, рискует собой, защищает слабых, обеспечивает родных, символизирует силу, благородство и власть. Формироваться подобная система взглядов начала задолго до расцвета либре, но приключения борцов развили и укрепили подобные представления. Они становились ролевыми моделями для молодых поколений, как Зорро или Супермен.

Героизм лучадоров необязательно сводился к размазыванию противников. Например, в фильме «Ураган Рамирес» 1952 года персонаж противостоит коррупции в мире профессиональной борьбы, то есть демонстрирует честность и принципиальность. Он обычный человек, который скрывается под маской, чтобы защитить семью и скрыть от родных, чем именно он зарабатывает на жизнь. Вместо атлетизма и физической мощи героя режиссер уделил больше внимания тому, как заботится о близких.

«Семейные ценности имеют огромное значение в мексиканской культуре, и это находит отражение в фильме, потому что Ураган Рамирес бьется за будущее семьи, – объясняют культуролог Хавьер Переда и историк Патриция Мурьетта-Флорес. – Благодаря этому зрители отождествляли себя с героем, хотя его образ не во всем соответствовал традиционным мексиканским представлениям о мужественности».

В середине 1960-х в либра-кинематограф начали проникать новые веяния: от триллеров Хичкока до первых фильмов про Джеймса Бонда. Как и раньше, режиссеры совмещали национальные мотивы и традиции с голливудскими трендами. Как и раньше, кино про борцов оказалось на передовой культурной революции. Например, теперь в нем популяризировались женщины-лучадоры. Консервативное мексиканское сообщество училось принимать, что главный герой – необязательно молчаливый мачо, который спасает беззащитную леди, и что сама леди тоже вполне может оказаться героиней. Луча либре удалось невозможное: одновременно поддерживать мексиканские традиции и расшатывать устоявшиеся парадигмы в консервативной католической стране.

Из легкого развлечения во второй половине XX века либре превратилась еще и в средство социального протеста. Например, когда жители Мехико после разрушительного землетрясения 1985 года боролись за доступное жилье, лицом их движения стал Супербаррио Гомес – вдохновленный Эль-Санто персонаж. Его настоящая личность так и осталась нераскрытой, зато для многих он превратился в символ сплоченности и готовности сообщества отстаивать интересы.

В случае с Супербаррио гражданский активизм гармонично сочетался с эпатажем: самопровозглашенный супергерой даже пытался баллотироваться на пост президента в Мексике и США. В этом он не преуспел, зато поддерживал и раскручивал многие социальные инициативы в Бразилии, Венесуэле, Чили, Аргентине и других странах. Его карьера – очередной пример, что значимость луча либре для мексиканцев совсем не ограничивается выступлениями на ринге. Супербаррио почти не участвовал в поединках, но воспроизводил антураж и эстетику лучадоров в политическом дискурсе.

Либре в Мексике и в наше время популярна настолько, что про нее снимают сериалы. Осенью 2014-го на телевидении состоялась премьера шоу Lucha Underground, которое шло четыре года. Персонажи устраивали драматичные разборки, отсылки к традициям майя и ацтеков создавали антураж, сюжет напоминал скорее «Игру престолов», чем привычное реалити о рестлинге.

Некоторые борцы представали сверхъестественными сущностями, другие из-за поражения в бою считались погибшими и не могли вернуться на ринг, пока их не оживляла какая-то внешняя сила. В общем, либре продолжает эволюционировать и по-прежнему остается важнейшей частью мексиканской культуры – пожалуй, даже более значимой, чем футбол в Британии или бейсбол в США.

«Мексиканская идентичность проникнута луча либре, – пишет исследовавший феномен мексиканской борьбы Киран Фишер. – Окружающая борцов мистическая аура придает им больше сходства с супергероями, чем с простыми смертными. Маски подчеркивают мистическую связь с духовным наследием страны».

Феномен луча либре можно сравнить с фантастическими фильмами, видеоиграми или театральными перфомансами, но даже в таком случае борьба выделяется на фоне остальных развлечений национальным колоритом и культурным подтекстом. Она объединяет порожденные сценаристами вымышленные миры и наш мир, где даже в XXI веке по-прежнему бьются между собой герои и монстры.